Больная О., 23 лет, рабочая. Поступила в психиатрическое отделение больницы имени Боткина 28/VII 1962 г. Отец страдает хроническим алкоголизмом. Детство прошло в тяжелых условиях. Росла нормально. Окончила всего 5 классов, училась посредственно. По характеру мягкая, добродушная, общительная. Менструации с 15 лет. Беременность и роды первые. Беременность протекала легко 14/VII 1962 г. нормальные роды. Ребенку (мальчику) была очень рада.

Первые дни после родов чувствовала себя удовлетворительно, однако спала плохо. На 8-й день после родов настроение понизилось, болело горло, температура 37,8°. Дома пыталась заниматься хозяйством, но «все валилось из рук» Просила у мужа прощения, называла себя грешницей, говорила, что до замужества «жила с другими мужчинами», хотя это не соответствовало действительности. Пыталась повеситься. При поступлении в психиатрическое отделение на шее выраженная странгуляционная борозда.

Телосложение больной ближе к пикническому. Зев слегка гиперемирован Температура 37,2°. Тоны сердца чистые. Артериальное давление 120/80 мм рт. ст. Пульс 98 ударов в минуту, ритмичный. В легких везикулярное дыхание По заключению гинеколога состояние половых органов соответствует нормальному течению послеродового периода. Анализ крови: Нв 13,4 г%, л. 8200, э. 1%, п. 4%, с. 65%, лимф. 21%, мон. 9%; РОЭ 27 мм в час. В анализе мочи обнаружены следы белка, небольшое количество лейкоцитов

Больная крайне напряжена, спрашивает, жив ли ребенок, считает, что он уже мертв. Во времени не ориентирована, «кругом все мертвое»; «не пойму, где я». Сказала, что «хотела удавиться, потому что из-за меня все мертвые», «кругом мертвецы». Высказывает выраженный бред виновности и греховности: «Я грязная, негодная, убила ребенка», «Удушила душу свою и ребенка». Щиплет себя и заявляет, что не чувствует Однако, по свидетельству родственников, агрессии к новорожденному не проявляла.

Упорно твердит, что все равно повесится, «за убийство ребенка как грешницу будут водить по всем цехам завода», где работала больная. Слышит лай собак, «голоса» предсказывают ей неминуемую смерть и «вечные мучения». В отделении сидела, застыв в одной позе, на лице выражение глубокой скорби. С трудом удается накормить, лекарства принимает нерегулярно. Временами же при наплыве «осуждающих голосов» начинает метаться, просит принести «хотя бы мертвого ребенка, загубленного мною».

Отказывается ложиться в постель, лежала на полу. Такое состояние продолжалось в течение недели Больная получала аминазин по 200 мг в сутки парентерально, мелипрамин 100 мг внутрь. Со 2/VIII началось улучшение состояния, стала спокойнее, спала, тоски не было, «голоса» прекратились. Окончательное выздоровление наступило лишь к 19/VIII, до этого состояние было неустойчивым, периодически появлялись непродолжительные эпизоды тоскливого настроения.

По данным катамнеза, в течение последующих лет практически здорова, воспитывает ребенка, работает, выполняя производственный план на 120—140% Отношения с мужем хорошие. Жалоб на состояние здоровья не высказывает.

В данном случае каких-либо аналогии с реактивным состоянием можно сразу же опровергнуть. Легкая ангина началась у больной уже вслед за появлением бессонницы и нарушением настроения. После продолжавшегося несколько дней инициального периода бессонницы и тоскливого настроения появились идеи самообвинения и греховности, суицидальные тенденции.

При поступлении в больницу у больной был этап более тяжелой дезинтеграции психической жизни, сопровождающийся дереализацией («кругом все умерло») и деперсонализацией. Обилие галлюцинаций также указывало на определенное нарушение сознания. Во времени больная была дезориентирована.

Состояние, близкое к депрессивному ступору, чередовалось с ажитацией, а высказывания с «вечных мучениях» и бессмертии напоминали синдром Котара. Течение психоза имело ундулирующий характер, что также указывало на преобладание диэнцефальных расстройств. Несмотря на полиморфизм симптоматики, ведущим и наиболее постоянным синдромом оставалась депрессия.

Иногда волнообразное течение создавало впечатление, что весь психоз складывается из нескольких отдельных фаз. Основным фоном, наиболее стойким и постоянным синдромом была депрессия, сопровождающаяся типичными переживаниями неполноценности.

Утяжеление, генерализация психоза приводили к появлению деперсонализации, сопровождающейся уже более отчетливым нарушением сознания. Дальнейшее углубление и генерализация патологического процесса вызвали картину онейроидной кататонии. При наличии соматических нарушений онейроидная симптоматика переходила в картину кататонической аменции, вместе с тем нельзя исключить возможности, что повышение температуры было следствием диэнцефальных расстройств.

Таким образом, отчетливо выступало единство психопатологической симптоматики; се особенности и динамика от депрессии до аменции зависели от степени и глубины дезинтеграции деятельности центральной нервной системы. Это указывает на то, что послеродовая депрессия не является особым, изолированным видом «группы» послеродовых психозов, а представляет собой лишь один из вариантов единого послеродового психоза.

Не только для депрессии, но и для других вариантов послеродовых психозов характерна бредовая тематика «вины», отчуждения и враждебности к ребенку и мужу. Наряду с чувством враждебности к мужу больные часто высказывают идеи ревности, иногда доходящие до степени бреда. Прекращение психоза также проходило через фазу депрессии, которая была основным фоном психоза, на котором под влиянием углубления болезненного состояния возникали другие, отличающиеся от депрессии, но тесно с ней связанные расстройства.

- Читать далее "Лечение послеродовых психозов. Лекарства при послеродовой депрессии"