При моносиндромном подвиде наблюдалась тенденция к примерно одинаковой длительности рецидивов болезни (около 3—5 мес). Длительность же ремиссий колебалась в сравнительно широких пределах (от 4—6 мес до 2— 3 лет).
В качестве иллюстрации моносиндромного подвида стабильного течения с депрессивными включениями приведем следующее наблюдение.

Больной Т., 1927 года рождения. Болел гепатитом, экземой (как и его отец). По характеру спокойный, молчаливый. Окончил б классов, работал токарем. Служил в армии. С 1958 г. женат, детей не имеет. С декабря 1959 г. стал ощущать слабость, повышенную утомляемость, было пониженное настроение, временами плакал. Высказывал соматические жалобы и был обследован в районной больнице, по соматического заболевания обнаружено не было и больному установлен диагноз «невротические реакции». В марте 1960 г. на работе стал обнаруживать явно неправильное поведение; заявил, что ему осталось мало жить, что у него «внутри все больное», плакал, неохотно беседовал с сотрудниками. Иногда не отвечал на вопросы. С середины апреля перестал ходить на работу, 20 апреля был задержан на улице милицией, так как он разговаривал сам с собой, говорил нелепости, цинично бранился. Госпитализирован в больницу им. И. П. Павлова. Больной заявлял, что его травят, что он видел, как люди в городе разбирали дома, прятали драгоценности, так как он «женился не на той девушке». Был тосклив, плакал, высказал идеи виновности (из-за него мучаются люди), но считал себя честным человеком. Ощущал «пасмурность в голове». Был формально ориентирован. Слышал голоса, бранившие его.

Периодически бывал возбужден, испытывал страх, кричал, к чему-то прислушивался, кого-то звал, разговаривал сам с собой. Соматоневрологическое состояние как в дебюте, так и в рецидивах — без патологии Больной получал аминазин внутримышечно (4,2 г), общеукрепляющее лечение. Состояние прогрессивно улучшалось и к началу мая 1960 г, больной полностью вышел из психотического состояния, рассудительно относился к пережитой болезни. Выписан домой 19.05.1960 с диагнозом «шизофрения». Дома был спокоен, работал на заводе, удовлетворительно справлялся с работой. В новогоднюю ночь выпил много водки, его рвало, болела голова Спустя 3 дня возникло тоскливое настроение, тревога, «заметил, что город и люди в нем как-то изменились». Слышал голоса. Чувствовал, что с ним творится что-то ужасное. Настроение было пониженным. С тоской спрашивал, что с ним. Просил уничтожить его. Высказывал бредовые идеи виновности, преследования, отношения, гипнотического воздействия. Госпитализирован 14.01.1961. Был угнетен, безынициативен. Затыкал уши. Периодически проявлял агрессию, злобность. Получал инсулинокоматозную терапию (20 ком) и аминазин внутримышечно (10 г). С конца февраля 1961 г. наступило улучшение, а в конце марта больной вышел из психоза с рассудительным к нему отношением и нарастающей вялостью. Выписано 5.04.1961.

Дома был упорядочен, но менее общителен, чем прежде. Вернулся на работу, был назначен кладовщиком. С середины февраля 1962 г. стал жаловаться на головную боль, усталость. Плохо спал. Оставил работу. Часами бесцельно ходил дома по комнате. Не спал. Был насторожен. Возникло подавленное настроение, но идей виновности не высказывал. Госпитализирован 22.02.1962. Был малодоступен, угрюм. Галлюцинировал. Высказывал идеи воздействия («люди влияют аппаратами»), преследования, отношения. Был подавлен, но, наряду с этим, временами неадекватно смеялся. Вновь получил инсулинокоматозную терапию (20 ком) и аминазин внутримышечно (10,5 г). С конца апреля—улучшение, а в начале мая — выход из психоза, но с явлениями вялости, безразличия ко всему с некоторой манерностью, без достаточного рассудительного отношения к перенесенному заболевания. Выписан 07.05.1962 с диагнозом «шизофрения». Дома — спокоен, упорядочен, но почти ни с кем активно не общался. Был бездеятелен, к работе почти не приступал. С начала июля 1962 г. стал жаловаться на головную боль, плохо спал, почти ничего не ел. Затем перестал отвечать на вопросы. Был насторожен, никого не впускал в комнату. Сопротивлялся госпитализации. Госпитализирован 11.07.1962. Злобен. Слышал голоса. Заявлял, что все вокруг говорят о нем, что есть какие-то люди, действующие на его мысли «гипнозными аппаратами».

Считал, что такой аппарат был ночью особым образом помещен в его голове и теперь его мысли передаются в «центр гипноза», где их записывают на специальные магнитофоны. Преследователи вовлекли в наблюдение за ним и сотрудников больницы.

Лица, лежащие в отделении «под видом больных», также назначены следить за ним, передавать сведения персоналу. Сообщая все это, больной не обнаруживал депрессивных расстройств настроения, порой неадекватно смеялся. Указывал, что преследователи информируют его о своих планах, слышал их голоса. Ощущал, как при включении «гипнозных аппаратов» у него по телу проходят «волны» и колет на коже головы и груди. Лечение проводили стелазином (всего 7,0 г). С середины сентября постепенно наступило улучшение состояния и в конце сентября—начале октября психотические расстройства перестали проявляться. Был внешне полностью упорядоченным, отмечалось в значительной степени рассудительное отношение к перенесенному болезненному состоянию. Выписан домой 12.10.1962.

Дома был спокоен, упорядочен. Чувствовал себя хорошо. Психотических расстройств не выявлялось. Помогал по хозяйству. В декабре 1962 г. вернулся на работу. Работал удовлетворительно. По словам товарищей, одннако, производил впечатление странного, читал несвойственную его специальности и образованию литературу, предложил всем сотрудникам поступать в секцию зимнего плавания.

Ухудшение возникло без ясных внешних причин с начала августа 1963 г. Жаловался на слабость, головную боль, ухудшился сон. Затем перестал есть, мотивируя это тем, что родные пытаются его отравить. Вновь поступил в больницу 27.08.1963. В отделении обнаруживал идеи (аналогичные вышеописанным) гипнотического воздействия, отношения, слышал голоса преследователей, разговаривал с ними. Депрессивных явлений не отмечалось. Отказывался от лечения. Неохотно сообщал о своих болезненных расстройствах, был мало озабочен фактом своего неоднократного помещения в психиатрическую больницу. Лечение проводили стелазииом (всего 6,8 г), малыми дозами инсулина. Психотическая симптоматика исчезла в середине декабря 1968 г. Был выписан домой 27.12.1968 с частично рассудительным отношением к перенесенному психозу. Диагноз в данном, как и в последующих редицивах, также был «шизофрения». В последующие годы больной также имел многочисленные рецидивы заболевания почти ежегодно.

Развернутым рецидивам болезни предшествовали астенические жалобы с головной болью и нарушением сна. Симптоматика рецидивов определялась бредовыми идеями отношения, преследования, воздействия, отравления, галлюцинациями слуха, иногда злобно-агрессивным поведением, малодоступностью в сфере болезненных нарушений, аутистическои позицией больного. Бредовые идеи становились все менее сюжетио разнообразными.

В ремиссиях определялись все более отчетливые апатико-диссоциативные изменения, аффективное уплощение, манерность, резонерство, вялость. До 1966 г. работал нерегулярно, а с 1966 г. не работает, получает пенсию. В рецидивах болезни назначали различные нейролептические средства (аминазин, стелазии (трифтазнн), галоперидол, мажептил, лиогеи) отдельно и в комбинациях. Эти же препараты рекомендовали больному в ремиссиях в качестве поддерживающего лечения.

Таким образом, у больного после продромального астенического состояния с депрессивными и ипохондрическими включениями, длившегося более 3 мес, возник развернутый параноидно-галлюцинаторный дебют заболевания с выраженными депрессивными нарушениями. Диагноз шизофрении был поставлен уже тогда. В первых двух рецидивах на фоне параноидно-галлюцинаторных расстройств обнаруживались отчетливые депрессивные включения, а в последующих 10 рецидивах (всего, таким образом, их было 12) депрессивных включений уже не отмечалось, симптоматика определялась прежде всего клинически примерно однотипными параноидно-галлюцинаторными расстройствами. В рецидивах и, особенно, ремиссиях нарастали специфические апатико-диссоциативные шизофренические дефектные изменения личности, подтвердившие правильность диагностики, установленной в дебюте.

Таким образом, депрессивные включения принципиально не меняли структуры психотических состояний. Течение заболевания можно, следовательно, определить как стабильное, моносиндромное, рецидивирующее.

Наличие выраженных депрессивных включений в дебюте и первых рецидивах нередко побуждало врачей к назначению таким больным антидепрессивных средств (в частности, мелипрамина). Мелипрамин применяли перорально в таблетках в средней суточной дозе 0,15—0,2 г. Подобные назначения обусловливались в начале заболевания предположениями о наличии у отдельных больных не шизофрении, а психогенно-реактивных психозов или депрессивной фазы циркулярного психоза. Эти назначения являлись своеобразным дифференциально-диагностическим тестом.

Мелипрамин, оказывая положительное лечебное воздействие на больных с депрессивной фазой циркулярного психоза, приводил нередко и к смягчению депрессивного аффекта у больных с психогенно-реактивными заболеваниями. Примененный же у больных с депрессивными включениями на фоне параноидно-галлюцинаторных расстройств шизофренического генеза, он не только не давал лечебного эффекта, но спустя примерно 6—8 дней нередко приводил к ухудшению состояния, развитию психомоторного возбуждения, расторможеиности, «раскрытию», обострению бредово-галлюцинаторных нарушений, которые до этого порой диссимулировались больными. Наши данные совпадают с наблюдениями К. Heinrich (1960) относительно целенаправленной провокации при шизофрении назначением антидепрессантов. В пробе Heinrich (1960) бредовый синдром и галлюцинации бурно проявляются под влиянием антидепрессантов у больных шизофренией, протекавшей до того с малой выраженностью психотической симптоматики.

- Вернуться в оглавление раздела "Психология."